Георгий Делиев, Борис Барский: Всё прекрасное делается с любовью

«Репортер»: Что для вас значат ваши регалии? Это значит, что можно уже ничего не делать, или, наоборот, нужно делать еще больше, постоянно их подтверждать?

Георгий Делиев: На мой взгляд, это никак не связано. Можно и без звания ничего не делать, и со званием. Я связи никакой не вижу.

«Р»: А все-таки - что для вас это значит?

Борис Барский: Есть вещи, которыми нужно дорожить. И государство наконец-то стало нами дорожить, потому что артисты - они как женщины, а самая красивая женщина – это любимая женщина. Обратите внимание: когда женщину любят - она просто расцветает; а когда нам дали звания народных - мы просто расцвели! У меня даже какой-то запах появился.

«Г. Д.»: Наташа расцвела от нашей любви. А когда она еще и получила звание, отмеченное государством, - она расцвела вдвойне.

«Р»: Ваш коллектив существует давно, костяк спаянный. Вы все разные или в чем-то все же похожи? Говорят, что люди сходятся по каким-то причинам. Что вас объединило в свое время?

«Г.Д.»: Мы все разные, причем это мы знали в самом начале. Но тогда мы были немножко нетерпимые друг к другу и вместе с тем друг без друга не могли обходиться. У нас были какие-то излияния в любви; с другой стороны, возникали какие-то ссоры. Потом, со временем, мы стали терпимее друг к другу, стали ценить друг в друге только творческое начало. Человеческий фактор присутствует в наших отношениях, но, тем не менее, главенствует творческий фактор - то, что мы профессионалы, актеры, режиссеры, авторы. Наверное, благодаря этому. Но, кроме того, есть люди, которые с нами какое-то время работали и затем уходили, приходили и остались по сей день. И кто остался - они почувствовали этот творческий фактор. Он нас скрепляет, как какой-то внутренний цемент. Есть и другие люди, очень талантливые, которые ушли из «Масок» - они реализовались в какой-то другой творческой идее.

«Б.Б.»: Когда мы начинали, то все занимались в различных студиях пантомимы. Когда мы пришли в филармонию и делали первые программы, нам все говорили: «Ребята, вот сразу чувствуется - у вас разные школы, каждый на себя одеялку тянет». Прошло какое-то время, и когда мы ехали на гастроли в Колумбию через Перу, перуанцы долго наблюдали, а потом говорят: «Вы случайно не близнецы? Вы так похожи друг на друга!» Впервые обратили внимание, что у нас много общего. А сейчас - так вообще уже много времени прошло. По телефону иногда тебе звонят и ты долго разговариваешь, разговариваешь, разговариваешь, а потом тебе голос в трубке говорит: «Это кто?» Я говорю: «Это я, Борис Барский!» А мне отвечают: «Извини, я Наташе Бузько звонил». Даже голоса похожи.

«Р»: Наталья, скажите, приходится ли вам ради работы от чего-то отказываться, - может быть, от личного пространства?

Наталья Бузько: Да, я могла бы, например, путешествовать по свету… Могла бы слетать в Антарктиду, например, к пингвинам. Масса вариантов была, но я почему-то выбрала «Маски».

«Р»: А над чем смеетесь вы сами? То, что вы делаете – это только работа или это смешно вам самим? Что смешит вас?

«Б.Б.»: Мне кажется, что это смешная работа. Когда занимаешься любимым делом и получаешь от этого удовольствие, то и ответная реакция зрителей присутствует. 98% зрителей любят «Маски-шоу». Мне папа говорил, что всё прекрасное делается с любовью. И еще он говорил: посмотри на себя в зеркало! Это работа, в которую ты вкладываешь свою любовь и получаешь удовольствие, а ответное удовольствие получает зритель.

«Г.Д.»: У меня бывают случаи, когда, скажем, долго снимаю что-нибудь, когда проходят репетиции новых спектаклей я очень доброжелательно общаюсь со всеми, но потом мне хочется побыть одному, то есть я не хочу видеть ни жену, ни дочку какое-то время. Я таким образом восстанавливаюсь, успокаиваюсь и на следующий день - опять такой веселый, открытый. А смеемся мы… У каждого свой вкус… Артисты, книги, шутки, анекдоты каждого смешат разные, у каждого свой вкус и приоритеты. Могу одно сказать: всем нам нравится английская группа «Мунтипайтон», всем без исключения. Вплоть до того, что мы все их цитируем, какие-то диалоги или ситуации. Как-то мы ехали на гастроли со Славой Полуниным и в автобусе я начал пересказывать сюжеты из «Мунтипайтон», пародируя каждого из героев, и все слушали с таким вниманием, хохотали. Когда мы приехали в гостиницу, они спросили, где бы посмотреть эту группу. Я включил им записи на дисках, сидим, смотрим… и такая тишина гробовая! Я не понимаю, в чем дело, говорю: «Вам же так нравилось!» А они отвечают: «Когда ты показывал, было по настоящему смешно и интересно, а это какой-то КВН, извини!..»

«Р»: Есть ли в коллективе штатный хохмач и штатный бука?

«Г.Д.»: Да, есть. Бука - это Миша Волошин. Мы шутим по его поводу очень часто. Он такой бука-шутник. Когда он выпьет коньячку немножко - он такой заводной, как Джим Керри в квадрате. А без коньяка у него каждая пятидесятая шутка гениальная. Вот такой он у нас яркий персонаж и за это, наверное, мы больше всего его и любим.

«Р»: Говорят, что люди, которые смешат других, в реальной жизни грустные или необщительные. А какие вы в жизни? На кухне, дома по вечерам?

«Б.Б.»: Есть такой старый анекдот одесско-киевский. Петлюровцы поймали Рабиновича и прибили гвоздями к стенке, подошел сосед Микола и говорит: «Рабинович, тебе не больно?» Рабинович отвечает: «Нет, только когда смеюсь». Наверное, это про нас.

Мне когда положили плитку, я подумал: сейчас я своими руками - у меня есть дрель такая без проводов - сейчас я просверлю дырочку и повешу такую штучку для туалетной бумаги, новую купил. Я ее так красиво примерил, пальчиком держу, где надо просверлить дырочку, потом палец убираю и дрелью вжих! - и в трубу с горячей водой… Оттуда такой фонтан… и все это в полдвенадцатого ночи… Я начинаю пальцем затыкать, а вода горячая… Я тогда - ногой в туфле, а она течет, а я не знаю, где краны перекрывать… Я еще часа три с этим водопадом боролся, а потом приехал специалист и попросил больше ничего руками не делать.

«Г.Д.»: Ты сделал одну ошибку, Боря: надо было, когда ты намеревался все это делать в полдвенадцатого ночи, вызвать камеру, поставить свет хороший, а потом работать. Какая-то польза была бы.

Что касается работы, то, скажем, наша работа - она намного приятнее, чем дома мыть полы или забивать гвозди. Для домашней работы я чаще приглашаю профессионалов, которые получают удовольствие от починки кранов.

«Р»: «Дом клоунов» – это «порт приписки» для «Масок»? Это действительно ваш дом?

«Г.Д.»: Название такое возникло еще когда мы были при Советской власти. Мне всегда нравились такие названия, как Дом работников торговли, Дом офицеров, Дом железнодорожников… Мы выступали в этих домах. Мне нравился запах бархатных кулис, сцены с занозами, мягкие протертые плюшевые кресла. Там всегда висел портрет Ленина, который прятали за задник, когда мы выступали. Чтобы дух этих времен как-то перенести, - ну а поскольку у нас все должно быть чуть набекрень и вместе с тем какая-то теплота должна быть, - возникло такое желание: сделать «Дом клоунов». Но это название вначале, конечно, раздражало людей. Слово «клоун» многих раздражает, они говорят: «Слышишь, ты, клоун!..» или «Что ты меня клоуном обозвал?».

«Б.Б.»: …И где-то на третий день появилась аналогия. Останавливаешь машину и просишь отвезти в «Дом клоунов», а они: «А-а-а… в горсовет!».

«Г.Д.»: Должен сказать, что все артисты любых жанров, которые приезжали в наш город на гастроли, на кинофестивали - танцоры, музыканты посещали наш театр, выступали в нем. Слава Полунин привозил клоунов; Женя Гришковец лег на сцену, гладил ее и говорил: «Я не хочу отсюда уходить!». Артисты влюбляются в этот театр, в эту сцену, потому что они чувствуют, что это пространство пропитано какой-то силой, позитивной энергией, которую они очень трепетно переживают. У них это чутье развито. Приятно думать, что мы смогли напитать наш театр этой силой. Или оно само произошло, я не знаю…

«Н.Б.»: Но мы же много туда вложили и чувств, и сил, пока делали ремонт своими руками, приводили помещение в порядок.

«Г.Д.»: Если говорить в этом смысле - ремонт, реконструкция - то мы принимали прямое участие. Надевали халаты, брали кисти, наждачную бумагу, дрели и все это, так сказать, собирали.

«Р»: Вы достаточно долго профессионально занимаетесь юмором. «Маскам» 25 все-таки… Изменилась ли как-то специфика юмора за эти десятилетия? Сегодня смеются над тем же самым, что и раньше, или как-то изменились требования, настрой зрителя? Изменился ли сам зритель?

«Г.Д.»: Зритель разный. Скажем, когда мы ездим в другие города или страны - там зритель отличается. У нас он более-менее похож в России, Белоруссии, Украине. Одесса, могу точно сказать, отличается от других городов. Миф о том, что одесситы - совсем другие зрители и артисты их боятся - немного преувеличен. Но, тем не менее, большая доля правды в этом есть. Нас многие одесситы в Одессе не смотрят. Они приезжают куда-нибудь в Сочи, Нью-Йорк и там идут, покупают билет в первый ряд, сидят, смотрят и говорят: «Какой класс! Боже мой, а я вас же видел в филармонии в 1986 году!». А я говорю: «Конечно ж, за 25 лет вы нас нигде больше видеть не могли».

«Б.Б.»: Они говорят: «Я живу в Одессе, и надо же, что сейчас в Нью-Йорке я наконец-то пришел и вас в первый раз увидел».

«Г.Д.»: Многие просто живут вот в этом же доме или на улице, где находится наш театр, и говорят мне: «А кстати, я у вас ни разу не был. Ну, это, что вы мне сейчас замечание делаете?» Зритель изменился слишком. В целом меняют вкус, скажем, те лидеры идеологические, которые существуют в России, Украине и во всем мире. Они формируют вкус при помощи телевидения. Скажем так, развлекательное телевидение на сегодняшний момент занимает очень узкую нишу, полоску; если это юмор, то он обязательно должен отвлекать от всяких проблем, от мыслей. То есть в моем понимании клоунада, юмор - он, наоборот, вытягивает самые-самые сложные проблемы, такие больные мозоли, и клоун-комик всегда наступает на самый болезненный мозоль, но он это делает таким образом, что у зрителя это вызывает смех. Зритель, переживая это в жизни как драму или трагедию, смеется и частично как-то решает ее. Это всегда существовало, еще со времен древнегреческого театра, средневекового театра - «петрушки» все эти. А у нас же сегодня и эстрада (я имею в виду комедийное искусство) заняла такую нишу, что, мол, давайте посмеемся только чтоб ни о чем не думать. Выпить водки, забыться, а с утра - похмелье и еще больше голова болит… Еще больше эта проблема усугубляется.

«Р»: Вы многое реализовали, много сделали за прошедшие 25 лет. А что не было сделано, чего не реализовали и что, возможно, хотели бы еще реализовать?

«Г.Д.»: Много киносценариев, а точнее - их четыре, в жанре эксцентрической комедии. Я лично веду переговоры с кинопродюсерами, но пока это как-то не срастается. Хочется возобновить сериал «Маски-шоу» в таком же ключе; у нас даже был договор с немецким продюсером снимать для Европы - для Англии, Германии. Мы писали сценарии «Маски в Швейцарии на горнолыжном курорте», он приезжал в Одессу, был договор о намерениях, но как-то разлетелось это… Не хотят телевизионные продюсеры браться: слишком хлопотно, слишком много денег и слишком не то, что им нужно. Театральный репертуар мы будем пополнять, раз в год-полтора новый спектакль у нас возникает. Сейчас делали спектакль-юбиляр, будем его развивать дальше. Вот такие два направления.

---

Внимание! Обнаружив ошибку или неточность в тексте, выделите ее и нажмите Ctrl+Enter. Далее следуйте инструкциям. Редакция сайта заранее благодарит всех бдительных читателей!