Владимир Машков: Одесса для меня практически родной город

Журналист: Как повлияла роль Давида Гоцмана на вашу жизнь и биографию?

Владимир Машков: Во-первых я подумал о том, чтобы следующую премьеру сделать в Одессе, что уже и получилось (14 сентября в Одессе состоится мировая премьера российского фильма «Край»).

Второе: я прожил в Одессе год пока мы снимали, и выезжал только два раза на день в Москву, так как моя задача была раствориться в городе. Был эпизод на Молдаванке, когда мы приехали снимать с самого утра, выстроили наши вагончики с одеждой, гримом, костюмами. Подбегает костюмер с криками: «Украли!» Я спрашиваю: что украли? А она отвечает - утюг. Я пошел посмотреть, что там и вижу, что в вагончике доска стоит, а утюга нет. Прогуливаюсь дальше, вдруг вижу - идет мужичок неуверенным шагом прямиком в вагончик и вытаскивает доску. Я спрашиваю: «Мужик, ты что делаешь?», а он говорит: «Слышь мужик, я уже утюг отсюда взял, а тут и доска есть еще». Он мне практически предложил помочь ему. В этот момент я понял, что растворился в Одессе.

У вас такой заводной город. Я смотрю, даже киевляне, приезжающие сюда, через какое-то время начинают вести себя по-одесски. Это парадоксальный город. Он уникален соединением моря и настоящего города с таким шикарным Оперным театром. Для меня он сейчас практически как родной.

Ж.: Вы вчера получили знак почета от одесской милиции (за роль в фильме «Ликвидация»), куда собираетесь его носить?

В.М.: Я спрячу его куда-нибудь, где у меня когда-то будут лежать деньги, если придут злодеи - откроют и испугаются.

Это очень красивый знак и мне очень приятно, что милиционеры с таким теплом отнеслись к картине, несмотря на то, что в ней есть много фантастического. В принципе всегда трудно угодить, если снимаешь кино про кого-то (врачей, учителей). Люди начинают искать неточности и нюансы.

А такой теплый прием и инициатива милиции поставить памятник Гоцману, который является памятником всем, кому пришлось работать в то сложное время, раскрывает их лирическую сторону и за это их надо поддерживать.

Ж.: Какая роль Вам ближе - вора Толяна или подполковника милиции Гоцмана?

В.М.: Мне трудно тут судить, нужно понять, почему человек себя так ведет. Просто это разные люди и у них разные цели в жизни и бытие было разное. Поэтому оба эти персонажа - это части меня, и все что находится во мне. Смотря, например на Гоцмана я думал: как же стать лучше? Думая о персонаже из «Края» (новый фильм с участием Владимира Машкова) спрашивал: Я бы смог пройти такой путь? Эти вопросы я все время себе задаю, но следующая работа меня сбивает, и я начинаю думать о следующем человеке. В данный момент я не знаю кто я!

Ж.: Насколько интересно вам было бы сыграть российского современного милиционера?

В.М.: Знаете профессия героя не имеет значения, все зависит от того, какой сценарий. Мне ведь нужно руководство к действию. Конечно, было бы интересно.

Ж.: Что касается вашей роли в картине «Край», что Вам пришлось освоить нового и трудного для нее?

В.М.: Я стараюсь выбирать роли так, чтобы по возможности не повторить пройденный материал. Я с радостью выполнял всю работу и трюки на площадке сам, потому что был замечательный сценарий, и я давно хотел поработать с Алексеем Учителем. Еще до съемок мы много работали, у нас был огромный подготовительный период, но все это было виртуально.

А в ходе съемок мне приходилось купаться в реке, где температура воды летом +6 градусов, бревно попало мне в голову и каскадер спас, когда меня унесло потоком. Все это было практически военное состояние. Я до этого не верил, что можно самому построить мост, а когда взялся за это, то понял, что ничего невозможного вообще нет. Особенно на нашем лингвистическом пространстве России и Украины, где есть ген победителей. Потому что наши родные, кто участвовал, кто нет, но все были в состоянии войны.

Кроме того, я научился водить два паровоза, один из них 1905 года. Когда мы подошли к нему в первый раз, то начальник паровоза, машинист, человек 2- метрового роста с кочергой говорит: «Добро пожаловать в ад». В этом паровозе я провел почти год и научился готовить яичницу на лопате. Физически это была самая сложная картина из всех и эмоционально тоже.

Ж.: На съемочной площадке были какие-либо эксцессы?

В.М.: У нас были разные случаи. Стреляли в нас и паровоз сходил с рельсов. Был момент, когда мы снимали последний кадр, набилась куча народу в паровоз и тут у него срывает тормоза и нас просто несет с уклона. Хорошо, что наш машинист был с нами, он что-то там крутанул и паровоз остановился.

Ж.: Вы не боитесь, что ваши роли могут как-то повлиять на вашу личную судьбу?

В.М.: Нет, здесь нечего бояться, нужно просто жить. Ведь мы редко сталкиваемся с легкими историями, чаще всего это трагедии, болезни, борьба. Это моя профессия, это моя жизнь, а дальше как будет Богу угодно.

Ж.: У большинства российских актеров очень тяжелая судьба, как вы себя ощущаете в этом смысле?

В.М.: Актер – это, наверное, единственная профессия, где вообще нет никаких гарантий. Ты можешь быть активным, делать что-то, а потом раз и все. Любовь и ненависть здесь ходят очень близко. И как сказал великий Марлон Брандо: «Кинозвезда – это человек, сидящий на сахарном троне под проливным дождем». Я готов к любым поворотам судьбы и понимаю, что может произойти все. Я все равно существую на пленке, если я буду вызывать сопереживание, то буду продолжать жить и радоваться. Когда ко мне потеряют интерес, значит все закончилось, ведь способности они не бесконечны. Главное, чтобы пленка сохранилась.

Ж.: Вы пробовали себя в разных ипостасях, кроме актерства (театрал, кинорежиссер), собираетесь ли пробовать что-то еще или продолжить одно из предыдущих?

В.М.: Я в первую очередь актер, ведь столько сколько я учился - 9 лет, наверное, никто не учился. Причем это у меня наследственное: папа и мама были актерами театра кукол, поэтому хоть я и хотел стать биологом, но гены взяли свое. Я ничего другого в жизни не видел кроме криков вечером, когда мама, которая была режиссером, говорила папе, играющему Карабаса Барабаса: «Не бери Буратино так за нос!». И когда я выходил на улицу, сидели бабушки, которые на эти крики говорили: артисты репетируют.

Ничего особого пробовать не хотелось, потому что профессия актера занимает все твое существо. В своих режиссерских работах я выступал как любитель и делал то, что мне хотелось эмоционально, чтобы выразить себя. Картину «Сирота казанская» я посвятил всем мамам, а фильм «Папа» - всем папам.

Пока в данный момент мне хочется продолжать работать киноактером с хорошими режиссерами, так как это позволяет добраться до себя очень близко.

Единственное, что я еще планирую сделать в ближайшее время – записать с Олегом Табаковым и другими артистами большой аудиоучебник, который будет полезен для артистов, студентов и может других людей.

Ж.: Как относятся Ваши близкие к тому, что в связи со съемками вы постоянно отсутствуете?

В.М.: Они приняли это, ведь тут ничего другого не остается. Другого выхода нет ни у меня, ни у них.

Ж.: Говорят, что вы не любите давать интервью. Так ли это?

В.М.: Я не люблю интервью не по делу. Сейчас в ходе фестиваля это вполне естественно, мне есть, что вам ответить, а у вас есть что спросить. А так просто - не люблю. Говорят, когда ты везде – ты нигде.

---

Внимание! Обнаружив ошибку или неточность в тексте, выделите ее и нажмите Ctrl+Enter. Далее следуйте инструкциям. Редакция сайта заранее благодарит всех бдительных читателей!